Здоровенный парень деликатно похлопал его по круглому животу.
– А это… разве не отклонение?
– Руки прочь! – завопил старичок. – Идиоты! Придурки!.. Никакого представления, что такое смешно!.. Кретины! Лежебоки…
В это время его аккуратненько пощекотали, он громко захохотал и хотел вырваться из окружения, но молодые бычки и тёлки стояли весьма плотно.
– Почему вы скрывали о наличии лишнего ребра?
– Да какое ребро? Ой, ха-ха-ха!.. Да где? Ха-ха-ха!.. Ой, не могу!.. Это же… Ха-ха-ха!.. Это же… Ха-ха-ха!..
– Дайте ему сказать.
– Это примитив! Это юмор каменного века! Всё глупо, начиная с ребра и кончая вашим стремлением… Ха-ха-ха!.. О-о-о!.. – И тут старичок пукнул, так это – по-старчески, негромко дал, и сам очень испугался, весь встрепенулся и съёжился.
А с молодыми началась истерика. Теперь хохотали они, но как! – взахлёб, легли. Несмеяна опасно качалась на стремянке, хотела слезть, но не могла двинуться от смеха. Иван полез и снял её. И положил рядом с другими – хохотать. Сам же нашёл брюки старика, порылся в кармане… И нашёл. Печать. И взял её.
– Вы пока тут занимайтесь – сказал он – а мне пора отправляться.
– Зачем же ты всю-то… печать-то? – жалко спросил Мудрец – Давай, я тебе справку выдам.
– Я сам теперь буду выдавать справки. Всем подряд, – Иван пошёл к двери. – Прощайте.
– Это вероломство, Иван, – сказал Мудрец. – Насилие.
– Ничего подобного, – Иван тоже стал в позу. – Насилие – это когда по зубам бьют.
– Я ведь наложу резолюцию! – заявил Мудрец с угрозой. – Наложу ведь – запляшете!
– Слабо, батя! – крикнули из компании молодых. – Клади!
– Возлюбленный мой! – заломила руки в мольбе Несмеяна. – Наложи! Колыхни атмосферу!
– Решение! – торжественно объявил Мудрец. – Данный юмор данного коллектива дураков объявляется тупым! А также несвоевременным и животным, в связи с чем он лишается права выражать собой качество, именуемое в дальнейшем – смех. Точка. Мой так называемый нежданчик считать недействительным.
И грянула вдруг дивная, стремительная музыка… И хор. Хор, похоже, поёт и движется – приплясывают.
Аллилуйя – вот,
Три-четыре – вот.
Шуры-муры.
Шуры-муры.
Аллилуйя-а!
Аллилуйя-а!
Мы возьмём с собой в поход
На покладистый народ –
Политуру.
Политуру.
Аллилуйя-а!
Аллилуйя-а!
Наше – вам
С кистенём;
Под забором,
Под плетнём –
Покультурим.
Покультурим.
Аллилуйя-а!
Аллилуйя-а!
Это где же так дивно поют и пляшут? Где так умеют радоваться? Э-э!.. То в монастыре. Черти. Монахов они оттуда всех выгнали, а сами веселятся.
Когда наш Иван пришёл к монастырю, была глубокая ночь. Над лесом, близко, висела луна. На воротах стоял теперь стражник-чёрт. Монахи же облепили забор и смотрели, что делается в монастыре. И там-то как раз шёл развесёлый бесовский ход: черти шли процессией и пели с приплясом. А песня их далеко разносилась вокруг.
Ивану стало жалко монахов. Но когда он подошёл ближе, он увидел: монахи стоят и подёргивают плечами в такт чёртовой музыке. И ногами тихонько пристукивают. Только несколько – в основном пожилые – сидели в горестных позах на земле и покачивали головами… Но вот диковина; хоть и грустно они покачивали, а всё же в такт. Да и сам Иван – постоял маленько и не заметил, как стал тоже подёргиваться и притопывать ногой, словно зуд его охватил.
Но вот визг и песнопение смолкло в монастыре – видно, устали черти, передых взяли. Монахи отошли от забора… И тут вдруг вылез из канавы стражник-монах и пошёл с пьяных глаз на своё былое место.
– Ну-ка, брысь! – сказал он чёрту. – Ты как здесь?
Чёрт-стражник снисходительно улыбался.
– Иди, иди, дядя, иди проспись. Отойди!
– Эт-то што такое?! – изумился монах. – По какому такому праву? Как ты здесь оказался?
– Иди проспись, потом я тебе объясню твоё право. Пшёл!
Монах полез было на чёрта, но тот довольно чувствительно ткнул его пикой.
– Пшёл, говорят! Нальют глаза-то и лезут… Не положено подходить! Вон инструкция висит: подходить к воротам не ближе десяти метров.
– Ax ты, харя! – заругался монах – Ах ты, аборт козлиный!.. Ну, ладно, ладно… Дай, я в себя приду, я тебе покажу инструкцию. Я тебя самого повешу заместо инструкции!
– И выражаться не положено, – строго заметил чёрт. – А то я тебя быстро определю – там будешь выражаться, сколько влезет. Обзываться он будет! Я те пообзываюсь! Иди отсюда, пока я те… Иди отсюда! Бочка пивная. Иди отсюда!
– Агафангел! – позвали монаха. – Отойди… А то наживёшь беды. Отойди от греха.
Агафангел, покачиваясь, пошёл восвояси. Пошёл и загудел:
По диким степям Забайкалья,
Где золото роют в горах,
Бродяга, судьбу проклиная…
Чёрт-стражник захихикал ему в спину.
– Агафангел… – сказал он, смеясь. – И назовут же! Уж скорей – «Агавинус». Или просто – «Вермут».
– Што же это, братцы, случилось-то с вами? – спросил Иван, подсаживаясь к монахам. – Выгнали?
– Выгнали, – вздохнул один седобородый. – Да как выгнали! Пиночьями, вот как выгнали! Взашей попросили.
– Беда, беда, – тихо молвил другой. – Вот уж беда так беда: небывалая. Отродясь такой не видывали.
– Надо терпеть, – откликнулся совсем ветхий старичок и слабо высморкался. – Укрепиться и терпеть.
– Да что же терпеть-то?! – воскликнул Иван. – Что терпеть-то?! Надо же что-то делать!