Том 3. Рассказы 70-х годов - Страница 20


К оглавлению

20

– Что вы! Молчит, как в рот воды набравши. «Ну долго, – спрашиваю, – будем в молчанку играть?»

Мишка вспомнил, чей голос напоминает этот голос внизу: Семена Иваныча Малафейкина, московского соседа из 37-го дома, нелюдимого маляра-шабашника, инвалидного пенсионера. С этим Семеном Иванычем Мишка один раз вместе халтурил: отделывали квартиру какому-то большому начальнику. Недели полторы работали, и за все это время Малафейкин сказал, может быть, десять слов. Он даже не здоровался, когда приходил на работу. На вопрос, почему он молчит, Малафейкин сказал: «У меня грудь болит с вами трепаться». Но этот, внизу, это, конечно, не Малафейкин… Но до чего похож голос. Поразительно.

– «Ведь я же тебя, подлеца, из Москвы выселю! – говоришь ему. – Выведешь ведь из терпения – выселю!» – «Не надо», – просит. «А-а, открыл рот!.. Заговорил?»

– Случается, выселяете?

– Мало. Их же и жалко, подлецов. Что они там будут делать?

– Господи!.. Да нам полно людей требуется!

– А вы что там с ними будете делать? Самогон варить?

Двое внизу начальственно – негромко, озабоченно – посмеялись.

– Да-а… У нас тоже хватает этого добра. А как вы боретесь с такими?

– Да как… Профилактика плюс милиция. Мучаемся, а не боремся. Устаем. Приедешь на дачу, затопишь камин, смотришь на огонь – обожаю, между прочим, на огонь смотреть, – а из огня на тебя… какое-нибудь мурло смотрит. «Господи, – думаешь, – да отстанете вы от меня когда-нибудь!»

– Как это – смотрит? – не понял другой, усталый собеседник. – Мысленно, что ли?

– Ну, насмотришься на них за день-то… Они и кажутся где попало. У вас дача каменная?

– У меня нету. Я, как маленько посвободнее, еду в деревню к себе. У меня деревня рядом. А у вас каменная?

– Каменная, двухэтажная. Напрасно отказываетесь от дачи – удобно. Знаете, как ни устанешь за день, а приедешь, затопишь камин – душа отходит.

– Своя?

– Дача-то?

– Да.

– Нет, конечно! Что вы! У меня два сменных водителя, так один уже знает: без четверти пять звонит: «Домой, Семен Иваныч?» – «Домой, Петя, домой». Мы с ним дачу называем домом.

Мишка наверху даже заворочался – рассказчика-то тоже Семеном Иванычем зовут! Как Малафейкина. Что это? А Семен Иваныч внизу продолжал рассказывать:

– «Домой, – говорю, – Петька, домой. Ну ее к черту, эту Москву, эту шумиху!» Приезжаем, накладываем дровец в камин…

– А что, никого больше нет?

– Прислуги-то? Полно! Я люблю сам! Сам накладываю дровец, поджигаю… Славно! Знаете, иногда думаешь: «Да на кой черт мне все эти почести, ордена, персоналки?.. Жил бы вот так вот в деревне, топил бы печку».

Усталый собеседник тихо, недоверчиво посмеялся.

– Что, не верите? – негромко воскликнул Семен Иваныч, тоже, наверно, улыбаясь. – Я вам точно говорю: бросил бы, все бросил бы!

– Что же не бросаете?

– Ну… Все это не так просто, как кажется. А кто позволит?

– То-то и оно, – вздохнул собеседник. – Я тоже, знаете…

– Наоборот, предлагают повышение. Ну, думаю, нет: у меня от этих дел голова кругом. Спасибо.

– Сейчас, наверно, на этом совещании были, в связи с… Я что-то такое краем уха…

– Нет, я по другим делам. Там у нас хватает… А как же, и отдыхаете у себя в деревне? И летом?

– Почти всегда. Уезжаю к отцу – рыбачим…

– Нет, я в санаториях.

– Где? В Кисловодске?

– И в Кисловодске.

– В основном корпусе?

– Нет, у нас там свой корпус есть.

– Где?

– Не доезжая Кисловодска…

– Где же? Я там все окрестности излазил.

Семен Иваныч посмеялся:

– Нет, тот корпус вы не знаете. Его с дороги не видно.

Помолчали.

– За забором, – пояснил Семен Иваныч.

– А-а… – неопределенно как-то сказал усталый собеседник. И опять замолчал.

Семена Иваныча это молчание как будто обеспокоило.

– Скучновато только, честно говоря, – продолжал он. – Ну буфет: шампанское, фрукты, пятое-десятое… Не в этом же дело! Надоедает же.

– Конечно, – опять очень неопределенно сказал усталый. – Я ничего не имею… Фильмы демонстрируют?

– Ну!.. Но мы знаете, что делаем? Мы эти обычные манкируем, а собираемся одни мужчины, заказываем какой-нибудь такой… с голяшками… Не уважаете? – Семен Иваныч неуверенно посмеялся. – Интересно вообще-то!

Собеседник никак не откликнулся на это. Молчал.

– А? – спросил Семен Иваныч встревоженно.

– Что? – сказал собеседник.

– Не уважаете с голяшками?

– Да я их… это… я их мало видел.

– Ну что вы! Это, знаете, зрелище! Выйдет такая… черт ее… вот уж она виляет, вот виляет своим этим… Любопытно. Нет, это зрелище, зрелище, чего ни говорите.

– Совсем голые?

– Совсем!

– А как же… разве у нас снимают такие фильмы?

Семен Иваныч без опаски, с удовольствием засмеялся.

– Это ж не наши. Это оттуда.

– А-а, – сказал собеседник. – Там – да… Конечно.

– Нет, умеют, умеют, черти. Ничего не скажешь. Но, знаете, что я вам про все это скажу: красиво!

– Я ничего! – испуганно сказал собеседник.

– Но в душе, наверно, осудили меня.

– Я? Да почему!..

– Осудили, осудили… Не осуждайте. Не торопитесь. Не завидуйте Семену Иванычу… Вы же не видите, как Семен Иваныч потом за столом буквально засыпает. Сидишь, изучаешь дело… С вами можно откровенно?

– Да зачем? – торопливо, без всякой усталости сказал собеседник. – Я прекрасно понимаю. Мне самому приходится…

– О, разумеется! Разумеется, вам тоже приходится недосыпать, недоедать… Ах мы, бедненькие! А потом отвернемся и пальцем покажем: генерал, пузо отвесил. Вы видели у меня пузо?

20